«На баррикады - вместе, виноваты, так пид*расы»

Выставка с картинами становится литературной прелюдией к походу в гей-клуб и первый мой «проводник» в общество ЛГБТ – внезапно – старый знакомый Андрей. Бородатый хипстер спортивного телосложения, стильный и разговорчивый, пользуется популярностью у девушек, но увы. Андрей, активный участник Евромайдана, делится эмоциями.

– Сложно сказать, что стало легче дышать. Стало скорее обидно и досадно. Потому что как на баррикады, так все вместе, а как виноваты, так пид*расы, - рассказывает Андрей. – мы шагаем ровным шагом от метро Золотые ворота до Дворца Украины, где расположена выставка.

Я не знал, что Андрей гей до того, как заинтересовался этой темой. Он никогда не афишировал, и теперь я понял, почему. По словам Андрея, главное, что изменилось в жизни геев за последний послевоенный год – они стали более осторожными и ушли в подполье. Традиционно против ЛГБТ работаю ультраправые организации. К примеру, молодежная группировка «Модный приговор», представители которой регулярно избивают людей, которых они подозревают в педофилии или торговле наркотиками. Под «раздачу» зачастую попадают также «неформалы» и люди нетрадиционной ориентации. Их бьют, избиение снимают на видео, которые потом, по словам правозащитника Богдана Глобы, зачищают из сети сотрудники одела кибербезопасности МВД – после многочисленных жалоб со стороны ЛГБТ-активистов.

– Правые позиционируют себя как те единственные силы, которые были и на баррикадах, и на фронте, – говорит Андрей. – Из-за того, что им не хватает реальных успехов ни в борьбе с коррупцией, ни с проведением люстрации, ни на других фронтах – они прибегают к репрессиям по отношению к ЛГБТ-сообществу. Чтобы выдавать это за свои успехи.

Геи из Крыма и зоны АТО, сбегая от «русского мира» в большинстве своём выехали в Киев. Некоторые попытались эмигрировать в Европу и США. Но многие остаются и продолжают борьбу:

– Представители ЛГБТ служат, в том числе и на передовой. Понятное дело, что не под радужным флагом или портретом Фредди Меркьюри. Многие работают волонтёрами и помогают армии, правда, не афишируя свою ориентацию – объясняет Андрей. – Люди участвуют в войне на общих правах и условиях. Потому и не создаются отдельные батальоны в духе «Воинствующий Единорог» или «Радужная смерть».

По мнению Андрея, поправить отношение общества к ЛГБТ могут люди, которые относятся к геям толерантно, но при этом сами являются представителями традиционной ориентации. Таких называют «союзниками». И самое главное здесь, по мнению Андрея, нарисовать правильный имидж сообщества:

– В Украине этот имидж сейчас что-то такое: если поместить в одну баночку Верку Сердючку, Кончиту Вурст, группу Kazaki и сильно взболтать – вот получится собирательный образ ЛГБТ. Туда ещё добавить то, что это обязательно педофилы и разносчики СПИДа. На самом деле всё не так.

Также, по его мнению, ситуацию мог бы поменять массовый камин-аут (ред. публичное заявление о своей гомосексуальности). К примеру, если бы все геи страны в один момент вышли на улицы и заявили о своей ориентации. Но для этого не хватает ни смелости, ни организованности.

– Все боятся. Представители ЛГБТ-сообщества не ходят строем, они не сидят в одной группе в Viber, не собираются субботним вечером в какой-то ЛГБТ-синагоге и не принимают тайных решений. Это много разрозненных людей с достаточно тяжелым и травматичным жизненным опытом, которые очень взвешено и с опаской принимают важные жизненные решения.

При этом есть негласное правило, что аутингом заниматься нельзя. Аутинг – это принудительное «вытаскивание человека из шкафа» на публике, без его согласия.

– Поэтому, когда ты меняешь аватарку в Фейсбуке, и её начинают лайкать какие-то бородатые мужики, ты такой: «Нет, мы на это не подписывались», – смеётся Андрей. – Удаляешь всё, а потом пишешь сообщения на трёх разных языках, что «чувак, ты знаешь, у нас в стране это не принято, мне было приятно твоё внимание, но я не могу оставить этот комментарий».

Получить моральную поддержку люди нетрадиционной ориентации могут в специальных центрах. Так называемых «квир-хоумах», созданных «Гей-альянсом Украина». Такие безопасные пространства для общения ЛГБТ есть в Киеве, Виннице, Харькове, Кривом Роге, Одессе, Запорожье и Житомире. Также работает телефонная «горячая линия».

Разнообразные общественные организации небольшими тиражами издают журналы для ЛГБТ. 5 февраля этого года Министерство юстиции официально зарегистрировало первое профильное СМИ – «Национальный ЛГБТ портал Украины». Пока что это единственные последствия Евромайдана в защите интересов геев тут.

«В Lift'e»

В целом инфраструктура, обслуживающая интересы представителей ЛГБТ, сворачивается. Например, из четырех главных гей-клубов два («Andy Bar» и «Андрогин») закрыли. Остались «Pomada» и «Lift». И вот я нахожусь у входа в «Lift», расположенном в ТЦ «Олимпийский». Сканирую прохожих взглядом, пытаясь определить по внешнему виду, кто из них мог бы оказаться гостем этого заведения: ни фриков в перьях, ни бородатых парней с макияжем. Вид моего нового гида, Зоряна Кися тоже не укладывается в стереотипные рамки: это высокий бородатый парень с крепким рукопожатием, в стильной одежде. Говорит только на украинском. Речь его грамотная и быстрая. Зорян – правозащитник из Freedom House, один из организаторов прошлогоднего Kyiv Pride. Своей ориентации не скрывает, имя свое не просит скрыть под ником или псевдонимом, в отличие от других героев, которые просили заменить их имена.

Зорян пришёл с подругой Машей. Девушка здесь впервые. Она пишет диссертацию по психологии о социальной адаптации геев, так что в этот вечер мы в какой-то мере коллеги. Несмотря на то, что адрес заведения можно свободно найти в интернете, без гида туда попасть шансов мало. Вход в офисный центр через задний двор. В вестибюле охранник спрашивает документы и любезно соглашается провести нас в сам клуб. Туда можно попасть только на лифте, что и обыграно в названии заведения. Четвертый этаж. Выход.

На входе секьюрити тщательно проверяет нас с Зоряном металлодетектором и пропускает. К безопасности здесь относятся серьёзно. Всю ночь по залу снуют мужчины в тёмных костюмах, мгновенно и вежливо разрешая любые, даже мелочные, конфликтные ситуации. С Машей возятся дольше. Ей ещё нужно оплатить вход. В гей-клубах вход для девушек традиционно платный (150 грн в «Lift»). Парням до полуночи – нет.

– Понимаешь, я в такие заведения хожу уже четыре года, ко мне ни разу никто не приставал и я ни с кем даже не целовалась, не говоря уже о большем, - говорит подруга, которую я одной из первых встречаю в клубе. – У меня есть парень, и иногда мне хочется просто сходить в клуб. В обычных клубах от кавказцев нет прохода, а мне не нравится, когда ко мне цепляются чужие мужчины. Таких традиционных посетительниц тут треть, и они согласны платить за вход.

Не возмущается платным входом и моя новая знакомая Аглая – лесбиянка.

– Это именно место для геев-мужчин. А у нас обычно «L-party» – каждую субботу в разных клубах, и там мы уже мстим за эту «чудовищную дискриминацию», не пропуская их, - смеётся она.

«Lift» делится на два зала: в большом играет западная клубная музыка, в малом – «попса». Когда-то здесь был ещё и легендарный darkroom, в котором с вошедшим в темноте могло произойти всё, что угодно. Но сейчас он закрыт – клиенты стали часто жаловаться на вирусные инфекции. Заведение весьма атмосферное. Тёмные стены с граффити Эмми Вайнхаус и Боба Марли, оглушающая музыка и вспышки яркого света ей в такт. Клуб в случае надобности в нескольких местах перекрывается перегородками из металлической сетки. Появляется смешанное ощущение защищённости, но изолированности в то же время.

В заведении можно курить всюду, кроме малого зала. К барной стойке подходят в двух случаях: купить алкоголь или позволить кому-то себя угостить, завязав знакомство. Мускулистые бородачи пьют тёмное пиво, иногда срываясь на тяжёлые для печени эксперименты: они пропускают порцию абсента в промежутке между двумя бутылками пенного. Женственные и утончённые парни потягивают вино или лёгкие коктейли. Представительные мужчины постарше наслаждаются хорошим виски в одиночестве.

Неожиданно встречаем Андрея, он пришёл со своим другом. Артур из Еревана, приехал в Киев погостить к родственникам. В гей-клубе, как и я, тоже впервые:

– Вообще в Армении очень сложно быть геем, ты всегда скрываешься. Можешь быть откровенным только в кругу очень близких друзей. У вас с этим посвободнее.

Андрей уводит Машу танцевать, мы с Зоряном садимся в лаунж-зоне поговорить. Проходящие мимо, невольно поглядывают на диктофон, но это не критично. У каждого здесь свои дела. Пока не мешаешь остальным – ты волен делать всё, что угодно. Возле противоположной стенки устраиваются два блондина: один с длинным каре, второй с выбритыми висками. Со спины я бы принял их за гетеросексуальную пару. Они о чём-то тихо говорят, иногда поглядывая в нашу сторону.

Зорян был на Майдане не как представитель ЛГБТ-сообщества, а как украинец, который отстаивает европейский путь развития нашего государства.

– Мы решили, что не будем приходить с радужными флагами, потому что не хотели быть частью провокаций. Но потом, когда Майдан победил – мы столкнулись с тем, что нам начали говорить «Вас не было на Майдане!». Нас обвиняют, что мы не создали свой гей-батальон, и не пошли бороться на фронт. И потому, якобы, мы не имели никакого права проводить Марш Равенства в прошлом году.

Активист говорит, что праворадикалы расценили этот марш, как провокацию. Пришли его остановить и чуть не убили милиционера. В итоге мирный Прайд закончился драками с правоохранителями и потасовками с ЛГБТ-активистами: радикалы гоняли их по дворам, около десяти человек получили травмы.

– Но Марш Равенства с этим всем насилием стал переломным моментом. Потому что тогда общество поняло, что ЛГБТ – это такие же люди, как и все. Все увидели бессмысленное насилие, когда одни люди напали на других невооруженных людей, которые просто вышли за свои права, - вспоминает Зорян. – Контраст между праворадикалами и нами сыграл в нашу пользу. Я это увидел, когда на мой призыв в Фейсбуке помочь раненным милиционерам – люди собрали 45 тысяч гривен. Это были огромные деньги, учитывая то, что все волонтёрские ресурсы тогда шли на Восток.

– После нападения праворадикалов на Марш Равенства, появилась ли идея о создании силового крыла ЛГБТ-движения, для самозащиты?

– Появилась. Многие из тех, кто был на Марше – теперь занимаются боевыми искусствами. Это точно не будет какое-то парамилитарное ультрарадикальное объединение, но к безопасности на Прайде в этом году будет намного серьёзнее подход. В этом году, думаю, мы сможем собрать около тысячи человек. И это не только представители ЛГБТ. Это и те гетеросексуальные люди, которые выступают за права человека.

– В период Евромайдана и начала войны ултраправые часто атаковали и громили гей-клубы. Громят ли их сейчас, нападают ли на активистов? – спрашиваю у Зоряна.

– Клубы, как правило, не трогают. Я общался с лидерами киевской «Свободы» и «Правого сектора». Они говорят: «На ваши клубы никто не нападает. Сидите в своём гетто и не выползайте в общество». Мне рассказывал один из «Правого сектора», что когда он видит гея на улице, он его не трогает. Но когда геи выходят с плакатами и выступают за свои права, то это расценивается как провокация.

Зорян вместе со своим партнёром Тимуром этим летом сделал социальный эксперимент. Они прошлись за руку в центре города. Всё это снимала скрытая камера. Большинство прохожих реагировали весьма спокойно, некоторые подтрунивали, фотографировали на мобильный, какие-то девушки просили пару поцеловать друг друга. В конце эксперимента Тимур садится Зоряну на колени на Крещатике, чтобы посмотреть, как общество отреагирует на эту выходку.

– На нас в результате напали около десяти подростков, которые явно увлекаются праворадикальными движениями. Нам брызнули в лицо газом и начали бить. Такие действия поддерживают 5% украинцев, абсолютно не всё общество. Главное не дать радикалам прийти к власти, иначе станет ещё хуже, чем в России.

Диалог с бюстом

Идём в малый зал. Большинство гостей отдыхает в основном здесь. В основном это молодые парни, танцующие парами или небольшими группками. Несколько мужчин солидного вида лет под сорок стоят особняком и потягивают из широких стаканов крепкие напитки, наблюдая за резвящимся «молодняком». За исключением пары-тройки ребят с действительно экзотической внешностью, это обычные на вид парни, хорошо одетые и ухоженные, опять-таки при случайной встрече в любом другом месте я бы и не подумал усомниться в традиционности их ориентации. Стена возле сцены покрыта зеркальными панелями, время от времени кто-то поднимается туда и танцует с собственным отражением. Как и на любых других танцполах, самые активные здесь – девушки. Иногда создается впечатление, что парни танцуют друг с другом чисто ради шутки или просто потому, что всех барышень уже разобрали.

Андрея приглашает на танец симпатичная стройная брюнетка, а я разбалтываю разговор со знакомым Зоряна. Паша – предприниматель, эмигрировать не собирается, потому что бизнес заточен под Украину, но и к камин-ауту пока еще не готов.

– Что поменялось? Гей-клуб «Pomada» находится недалеко от Майдана. На него несколько раз нападали. Там всегда была стеклянная дверь, а теперь массивная металлическая с глазком. Вот тебе наилучшая метафора, – рассказывает он.

В два часа ночи начинается травести-шоу. О том, что на сцене трансвеститы, понимаю, только всмотревшись в лица – на мужчинах-актерах обильный макиях. Все собираются под сценой, подпевают и радуются, как на концерте любимого рок-музыканта. Я остаюсь возле бара. На сцене травести-дива с «пышными формами» в блестящем платье поёт хит 90-ых группы Vaya Con Dios – «Nah Neh Nah». Справа от меня, облокотившись на стойку, стоит барвумен с очень уставшими глазами, и тихо подпевает «хей-на-на-на».

Апофеоз шоу приходится на песню Глории Гейнор «I Will Survive» – неофициальный гимн ЛГБТ. Почти весь клуб в исступлении подпевает на припеве и гремит аплодисментами.

После череды фотосетов и общения с гостями, удаётся выловить одну из травести-див. Его зовут Вадим, он гей и не скрывает этого. Хотя его коллега, напротив, примерный семьянин с тремя детьми. На стандартный вопрос: поменялось ли отношение к ЛГБТ после Майдана и во время войны – отвечает нестандартно.

– Х*йня была, х*йня и осталась. Я спокойно могу, после выступления здесь, поехать в обычный клуб в образе и там меня примут «на ура». Но зарабатываю немного, и будущего здесь нет. Очень хочу эмигрировать в Америку. Работаю над этим.

Из зала звучит песня на бис: «Мне нравится, что вы больны не мной…». В углу зала целуются парень с девушкой, и в этом месте под отблеск софитов это кажется так же естественно, как и два бородача танцующих в обнимку в метре от них.

– Как близкие относятся к тому, чем ты занимаешься? – спрашиваю у Вадима. Ему не дают ответить.

– Ему мама собственными руками вот эти пайетки пришивала, – вмешивается в разговор рыжая девушка, подслушавшая наш диалог. Она гладит Вадима по широкому накладному бюсту. Его мама говорит: «Лучше пусть мой сын будет здесь выступать. Я же знаю его характер, если начну спорить – он просто из дома уйдёт».

Пока шоу продолжается уже в другом зале, слушаю романтическую историю нового знакомого, завязанную на отношении ультраправых к ЛГБТ.

– Мы познакомились через специальное приложение, типа «Тиндера», только для геев. Встретились пару раз, он оказался участником одной ультраправой организации. Когда я шёл на Прайд, он меня отговаривал, – рассказывает собеседник. – Но я не мог не пойти. Так мы оказались по разные стороны баррикад.